Natalja, 60 - 13 мая 2010 15:58

Но оно пока не могло - разучилось. А может, и не умело никогда?
Несколько дней женщина по имени Вера только спала, просыпаясь, когда ее поили отварами или смазывали маслом, а потом снова засыпала.
- Это она от усталости, - объяснила девочка. - Мы все шли и шли, мама все плакала и плакала, и ничего не могла есть, а потом мы совсем заблудились. Пока вы нас не нашли. Такое счастье нам выпало!
- Уж точно, счастье, - не стало спорить Чудовище. - Это ж чистая случайность, тут лес непроходимый, ни живой души. Сгинули бы, и никто могилки не нашел. Как это я на вас вышел?
- Вышел? Вы, что ли, вспомнили, что мужского рода? Да, Чудик? - вдруг обрадовалась Дарёнка.
- Ээээ… Выходит, так, - смутился Чудик. - Ну, Чудовище такое, мужского рода.
- Неееет, - засмеялась Дарёнка. - Какое же вы Чудовище? Оно страшное и злое!
- А я какое?
- А вы большой и добрый! И руки у вас целебные!
- Я большой… Я добрый… - недоверчиво повторяло Чудовище, словно пробуя слова на вкус. - Ты это… пошла бы, поиграла, что ли! А то все в делах да в делах. Дитя же!
- Я пойду лучше малины пособираю, - схватилась за лукошко девочка. - У вас тут малина дикая - чудо просто!
- Ну иди, иди, все на свежем воздухе… - одобрило Чудовище, дивясь своим новым, непривычным и странным чувствам и ощущениям.
Через какое-то время женщина стала понемногу приходить в себя. Обрадованное Чудовище с удвоенной силой взялось вытягивать ее с того света. Вскоре уже они могли разговаривать.
- Что это за болезнь такая - «несчастная судьба»? - как-то спросило Чудовище. - Мне твоя дочка сказала…
- Правду сказала, - призналась женщина. - Дура я была, ох, дура! Сама себе болезнь накликала.
- Это как же?
- Да как… Так вот. Судьба у меня была, как я сейчас понимаю, обычная, как у всех. И хорошее, и плохое - всего помаленьку. Только я хорошее как должное принимала, а за плохое цеплялась. И ну обсуждать да осуждать! Жаловалась я много на судьбу. Муж мол, мало внимания уделяет. Свекровь притесняет. Дом маловат. Корова мало молока дает. Бусы у соседки в пять рядов, а у меня всего в три. Все мне казалось, что у других лучше, а меня обделила судьба. Ну, она и обиделась. Однажды крепко я осерчала на мужа за что-то, выгнала его в сарайку спать. А ночью снится мне - пришла женщина, статная такая, высокая, а одета - не поймешь, не то в белом, не то в черном. И говорит она мне: «Ну, Вера, услышала я твои сетования. Все у тебя в черном цвете нарисовано. А я ведь к тебе всегда в белом приходила! Видно, не знаешь ты, что такое черный цвет-то…». А я ей в ответ: «Да куда уж чернее? С мужем вот поругалась, денег в обрез… Кроме дочки, никакой радости в жизни нет! Гори она огнем, такая судьбина!». А она кивнула и говорит: «Ну, значит так тому и быть!». И пошла из избы, а напоследок вроде как светом полыхнула. Проснулась я - господи боже мой, сарайка-то горит! Я дочку в охапку, выскочила, а уж от сарайки и дом занялся. Все миром тушили, да только куда там! Одни головешки остались. Больше я уж мужа и не видела… Вот и остались мы голые да босые, без крова, без хозяйства, без кормильца.
- Ох, Вера! Ну и страсти ты рассказываешь! А на теле-то у тебя что? При пожаре, что ль, обгорела?
- Какое там! Пожар ни меня, ни дочку не тронул, ни царапинки не было! Это от обид моих на жизнь да на судьбу. Я свои раны душевные растравляла, растравляла, ну, и дождалась: стали они у меня на теле проявляться. А как в гнев впаду - так и гноиться начинают.
- Бедная ты, бедная…
- Какое «бедная»? Глупая, а не бедная! Ведь я, дура такая, и тут не унялась. Нет чтоб остановиться, подумать, что я понять должна - так я опять судьбу проклинать, дескать, последнее отняла - здоровье! И опять мне во сне женщина та является, и спрашивает: «Ну, а теперь как, довольна судьбой?». А я ей кричу: «Ты что, издеваешься? С чего мне довольной-то быть? И так счастья немного было, а теперь и вовсе не стало! Глаза бы мои такую судьбину не видели!». А она опять кивает и говорит: «Ну, раз так хочешь, пусть не видят!». Наутро глаза открываю - а там темным-темно, будто солнышко и не вставало… Вот тут я и задумалась: а что теперь? Дочка еще малая совсем. Я - калека слепая. Сами у родни живем, приживалами… Что ж я такого сделала, чтобы так-то вот судьба обернулась?
- И что, дальше-то что?
- А дальше… Как ослепла я, так времени у меня много стало. Вспоминала жизнь свою, пересматривала да перетряхивала, как старые вещи… Ну и поняла: видно, раньше-то мне зависть глаза застила! Что, мол, у других и кусок слаще, и сундук больше… А на самом-то деле судьба меня баловала! И хозяйство было справное, и здоровье крепкое, и муж работящий, а уж дочка - вообще золотая! Тут-то и наступило мне настоящее прозрение: где ж глаза мои раньше были??? Чего я на судьбу бочку катила? Она ж для меня все! А я… неблагодарной оказалась.
- Как же ты, слепая да с дочкой, в лес-то забрела?
- А это опять судьба… Явилась ко мне во сне, смотрит и молчит. А я ей и говорю: «Спасибо, матушка-судьба, что живая я, что дочка у меня есть, умница-разумница, что руки-ноги работают, да и голова немного начала. А раны что ж… Лечить будем!». А она отвечает: «Ну, вижу, стало до тебя доходить кое-что… Меняешься ты. Так и быть, дам тебе последний шанс. Бери дочку и иди, куда дорога поведет да сердце подскажет. А как до большого леса дойдешь, найдешь там знахаря, только он тебе помочь сможет. Может, тогда еще солнышку порадуешься. Ну, а коли не найдешь - на судьбу не обижайся, ты сама такой путь выбрала». А я и правда не обижалась - кого ж винить, коли сама кругом виноватая?
- Ты только это… себя не вини! Виноватого всегда пнуть хочется, - вдруг вспомнило Чудовище, и заныли его душевные раны. - Ну, ошиблась, с кем не бывает? Так ошибку поправить можно. А винить себя - это только раны растравлять.